55. (Фамилия в заглавии ошибочно указана: Кизинцева) Николай Виноградов: парадоксы судьбы // Русское подвижничество. М.:Наука,1996. С.383-387.

Сизинцева Л.И. (Фамилия в заглавии ошибочно указана: Кизинцева) Николай Виноградов: парадоксы судьбы // Русское подвижничество. М.:Наука,1996. С.383-387.

НИКОЛАЙ ВИНОГРАДОВ: ПАРАДОКСЫ СУДЬБЫ

383

Биография Николая Николаевича Виноградова (1876-1938) может представлять интерес для специалистов по истории различных научных дисциплин — этнографии, фольклористики, истории, археологии, театроведения, музейного дела, краеведения, истории языка и литературы. Он был блестящим исследователем-универсалом, тем не менее, его судьба совсем не укладывается в классическую схему академической биографии, настолько в ней перемешано черное с белым и грешное с праведным.

Между тем начало его жизни не предвещало ничего необычного. 10 октября (по другим данным— 10 ноября) 1876г. в семье Николая Ивановича Виноградова, священника Троицкой церкви с. Чмутово Галичского у. Костромской губ. родился первенец, Николай (1). Не прошло и двух лет, как семья переехала в

 

384

Сельцо за Воржею, где о. Николая назначили настоятелем Никольского храма. Там он и служил до самой своей смерти, до 1919 г.: разводил пчел, преподавал в школе, создал замечательный хор из прихожан, некоторые из которых и сегодня хранят память о батюшке.

Старший сын, как и полагалось, поступил сначала в Костромское духовное училище, в 1890-97 гг. учился в Костромской духовной семинарии, из стен которой вышло немало историков, таких, как академик Ф.И. Успенский, профессор Н.В. Покровский, А.В. Горский и многие менее известные ученые. Николай Виноградов-младший продолжить учебу пока не мог, но и сана не принял. Он стал учителем Семиловской церковно-приходской школы Костромского уезда.

 

Прослужив учителем чуть более года, Н.Н. Виноградов опубликовал «Костромских епархиальных ведомостях» под скромным названием «Из дневника сельского учителя» развернутое исследование, которое содержало анализ всей системы начальной школы России, в сопоставлении с европейской школой, изложение его взгляда на причины «неисправы» и предложения к ее изменению.

Статья свидетельствовала об умении сопоставлять и делать выводы, а живые зарисовки из школьной жизни подтверждали его признание о рано приобретенном журналистском опыте (2). В деле, заведенном на него ОГПУ в 1925 г., с его слов записано: «я работал в различных литературных изданиях и пр. — с 1891-99 гг. — «Костр. листок» Андронниковой — сотрудником и в летние месяцы секретарем редакции»(3). |

Позже Н.Н. Виноградов не раз продемонстрирует редкую способность —

едва взявшись за новое для себя дело, проникать в логику его развития, угадывать наиболее перспективное направление и основательно разрабатывать его в самый короткий срок, совмещая при этом интерес к самым разнообразным предметам. Так, в конце 1890 — начале 1900-х годов изучение теории и практики начальной школы уживаются с работами по истории пчеловодства (4), появляются первые публикации по диалектологии (5), он становится членом Костромской губернской ученой архивной комиссии, и в протоколах заседаний начинают регулярно появляться сообщения о предметах, переданных им в Романовский музей (6).

Ему явно становилось тесно на приходе. Интерес к диалектологии, коллекционированию быстро перерос рамки любительства, появились связи в Петербурге, и в 1903 г. молодой исследователь уже в столице. Он выполняет работы по комплектованию этнографических коллекций Музея им. Александра III, дирекция которого ходатайствует о разрешении ему поступать университет вопреки ограничениям, установленным законом для выпускников духовных семинарий.

 

С осени 1903 г. Н.Н. Виноградов увлек академика А.А. Шахматова идеей издания «Словаря Костромской губернии»(7), еще до поступления в университет (в 1905 г.), начал готовить под его руководством работы по диалектологии, которые вскоре были опубликованы в «Известиях» Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. Уже студентом, не оставляя службы в музее, Н.Н. Виноградов благодаря высокому покровительству стал секретарем отделения этнографии Русского географического общества и редактором журнала «Живая старина», действительным членом многих научных обществ.

Круг его интересов и здесь удивляет широтой: участие в составлении академических словарей, исследования о биографии А.Ф. Писемского и родословной

 

385

М.Ю. Лермонтова, публикации сатиры XVIII в. и текстов народной драмы, алфавитный указатель к «Живой старине» и множество мелких заметок и ядовитых рецензий. Он участвует в подготовке Областного археологического съезда, прошедшего в Костроме в 1909 г. и одновременно готовит новый устав Архивных комиссий: «Вчера было заседание по выработке нового устава для Архивн[ых] Комм[иссий], — пишет он отцу, — где я заседал вместе с Товарищем Министра Вн[утренних] дел, двумя членами Государственного Совета, Директором Археологического Института и Директором Педагогического Института. Сколь сия картина удивительна! Я и пять генералов! Три деревни, два села, восемь девок, один я!!!» (8).

На этом фоне досадной случайностью кажется происшествие на одном из заседаний: «после доклада Н.Н. в этнографической комиссии О.Л.Е.А. и Э.

о частушках его поприжали, указывая, что некоторые из частушек его доклада не народные, а сочинены им; он и не отрицал этого, а возразил будто бы такими словами: «Разве я не народ?»» (9).

 

Тем не менее, случайностью это не было. Казусы эти не выходили на страницы научных журналов, зато передавались «из уст в уста» в научных кругах. «История с Ламанским, с божком из собрания архивной комиссии, с Яновичем, с собраниями архива кн. Тенишева и т.д., его собственное признание, что он не чист на руку — «я не могу не украсть», говорил он (…) Все это хорошо известно, — писал известный костромской краевед В.И. Смирнов и сетовал. — Но как-то мало обращается внимание на то, что в основе этой клептомании лежит отчасти благородная страсть коллекционирования» (10).

Большинство из этих скандальных историй канули в лету, но следы одной из них, послужившей причиной исключения из университета, сохранились в архиве А.А. Шахматова и архиве Музея этнографии в Петербурге (11). На выставке этнографических коллекций в университете в составе частного собрания Н.Н. Виноградова были опознаны предметы из фондов Музея им. Александра III, сотрудником которого он был. Если бы не покровительство Шахматова, которого удалось убедить, что вещи были взяты из фондов «на время», с последующим возвращением, что вся коллекция костромича будет передана музею, — научная карьера была бы закончена. Пока же, отучившись семь семестров, пришлось пожертвовать университетом. Оставалась журналистика, секретарство в РГО, продолжали появляться его статьи в научных изданиях.

Оставить Петербург, по словам Н.Н. Виноградова, пришлось в 1911 г.,

когда во время случайного обыска у него на квартире были обнаружены прокламации, которые он «собирал с целью доставления в Академию Наук Шахматову Алексею Александровичу к истории Рев. Движения (…) После допроса по означенному обыску Ж.У. предложило мне выехать из Ленинграда на родину, срока даже не было»(12). Проверить эти показания 1925 г. пока не удалось, тем не менее, в число служителей канцелярии костромского губернатора он был определен 16.1Х 1910 г. (13), а это позволяет усомниться в реальности происшествия с листовками: скорее всего он уехал сразу, как только понял, что путь в университет для него закрыт.

Произошла ли история с прокламациями на самом деле, или была сочинена при поступлении на службу, — в любом из этих случаев кажется удивительным стремительное восхождение недавнего студента по служебной лестнице:

386

при поступлении в канцелярию на него возлагаются обязанности старшего помощника правителя канцелярии губернатора, сначала временно, а с февраля 1911 г. — постоянно, при том, что чин коллежского регистратора был ему пожалован лишь в сентябре 1912 г. Объяснить это можно, лишь имея в виду, что «в Костроме тогда был «единственный в своем роде» либеральный губернатор — инженер Шиловский (…) который, получив вскоре чистую отставку, опубликовав нашумевшее тогда в газетах письмо в том смысле, что «порядочному человеку в России нельзя быть губернатором»»(14).

Дружеские отношения с П.П. Шиловским Н.Н. Виноградов поддерживал и после его перевода в Олонецкую губернию, откуда бывший губернатор внимательно следил за успешной подготовкой к торжествам в честь 300-летнего юбилея династии Романовых, исторической частью которых руководил его бывший подопечный. В его обязанности входил выпуск (а чаще всего и сочинение) многочисленных популярных изданий, завершившийся монументальным описанием пребывания царской семьи на Костромской земле, а также многие работы по созданию Романовского музея Архивной комиссии.

Первая мировая война застала Н.Н. Виноградова в должности чиновника по особым поручениям при костромском губернаторе. Не ужившись с очередным своим начальником, в 1916г. он уехал заканчивать образование в Москву, в университет, но диплом, кажется, так и не получил. В 1919 г. умер отец,— по преданию, по дороге с допроса в ЧК. По просьбе прихожан Н.Н. Виноградов принимает сан и занимает родительское место настоятеля Никольского храма в Сельце за Воржею (15), зовет к себе А.А. Шахматова из голодного Петрограда: «Вероятно, у Вас в СПб жить оч[ень] плохо, приезжайте к нам в село. Будете читать лекции в Костромском Университете» (16). Продолжает публиковать свои работы в академических изданиях — и одновременно, не оставляя прихода, служит в Губполитпросвете.

В 1919 г. Сельцо за Воржею оказалось в эпицентре так называемого «саметского восстания», когда прятавшаяся от призыва в Красную армию крестьянская молодежь оказала сопротивление, спряталась в лесах; были взяты заложники, сожжено несколько сел. Было записано предание, бытовавшее в селецкой округе: «Н.Н. приставили к стенке церковной ограды, даже стреляли» но оказалось — холостыми зарядами. Четыре или 5 дней его продержали вместе с другими заложниками в темной кладовой, где он всех исповедовал, готовясь к смерти»(17).

Помнящие его прихожане в один голос утверждают: очень верующий, хороший был человек. Тем не менее — в середине 1920-х годов он сложил с себя сан, как говорят, сдал крест на «Доброхим», ушел в редакцию газеты губкома РКПб — «Красный мир», стал сотрудничать с Истпартотделом. При обыске у него нашли материалы из собрания Истпарта, пытались обвинить по политической статье, но со всей очевидностью удалось доказать только многочисленные кражи из государственных музейных и архивных собраний. Протокол Особого совещания при коллегии ОГПУ от 9.1У. 1926 г. содержит постановление: «заключить в концлагерь, сроком на ТРИ года»(18). С открытием весенней навигации 1926 г. «вечный студент», ученый и бывший чиновник, расстрига и журналист был отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения.

По амнистии срок был сокращен на треть, Н.Н. Виноградов был

 

387

освобожден, но остался на острове, был назначен ученым секретарем знаменитого Соловецкого общества краеведения. «У Виноградова был простецкий вид и умение быть «своим» среди лагерного начальства», — вспоминал Д.С. Лихачев (19). А благодаря этому удавалось спасать церковные ценности, заботиться о сохранности знаменитых лабиринтов, избавлять от верной гибели прибывавшую с каждым транспортом интеллигенцию, — все это, не прекращая серьезных научных исследований, которые и сегодня высоко оцениваются учеными разных специальностей.

Весной 1932 г. Музей был разорен, часть материалов Н.Н. Виноградов увез с собой на материк. Здесь он стал действительным членом Карельского научно-исследовательского института, едва не стал первым карельским академиком, — так высоко был оценен его вклад в молодую карельскую науку (20). Но при аресте в 1937 г. для обвинения по политической статье уже не требовалось доказательств, и 8 января 1938 г. эта бурная жизнь оборвалась (21).

В.И. Смирнов, современник и коллега Н.Н. Виноградова писал, пытаясь разобраться в противоречиях этого характера: «Каждый человек, думается мне, представляет из себя порядочное месиво добродетелей и пороков, а потому огульные характеристики вроде — этот подлец, а этот — хороший человек — редко бывают справедливы» (22).

___________________________________________________________

 

1. Государственный архив Костромской области (далее – ГАКО). Ф. 130. Оп. 10. Д. 1088; Ф. 432. Оп. 1. Д. 3701. Л. 3 об.-4; Костромской объединенный историко-архитектурный музей-заповедник (далее – КИАМЗ). КОК 4346.

2. Костромские епархиальные ведомости, 1899, ч. неоф., №1,3, 7.

3. Архив Управления Комитета Государственной безопасности по Костромской области (далее — УКГБ КО)*. Д. 2413 — С. Л. 4-5.

4. Виноградов Н.Н. Описание пчеловодства Семиловского прихода Шишкинской волости Костромского уезда. Кострома, 1904 и др.

5. Виноградов Н.Н. О народном говоре Шунгенской волости Костромского уезда. Ч. 1. Фонетика. СПб., 1904.

6. Журналы заседаний Костромской губернской ученой архивной комиссии, 1902, 27.Х1; 1903, 7, 21 .II, 23.111 и др.

7. Архив СПб филиала РАН. Ф. 134. Оп. 3. Д. 279. Л. 1.

8. КИАМЗ, КОК 42005.

9. ГАКО. Ф.р-550. Оп. 1. Д. 110, Л. 2 об.

10. Там же. Л. 1.

11. Архив ГМЭ. Ф. 1. Оп. 2. Д. 70.

12. Архив УКГБ КО. Д. 2415-С. Л. 5 об.

13. ГАКО. Ф. 130. Оп. 10. Д. 1088.

14. Воля народа. Кострома, 1917. 18 окт., № 92.

15. КИАМЗ, н/в 13376.

16. Архив СПб филиала РАН. Ф. 134. Оп. 3. Д. 279. Л. 37.

17. ГАКО. Ф.р-550. Оп. 1. Д. 110. Л. 3 об.-4.

18. Архив УКГБ КО. Д. 2415-С. Л. 60.

19. Лихачев Д.С. Беседы прежних лет // Наше наследие, 1993, № 26. С. 51. См. также: ДряхлицынД.Н. Деятельность Н.Н. Виноградова в Соловецком обществе краеведения (1926-1932)// Материалы IV Григоровских чтений. 6-8 окт. 1994 г. Кострома, 1994. С. 15-19.

20. Сведения предоставлены Д.Н. Дряхлицыным.

21. Сведения предоставлены Д.Н. Дряхлицыным.

22. ГАКО. Ф.р-550. Оп. 1. Д. 110. Л. 1.

* Примечание 2004 г.: документы переданы в Центр документации новейшей истории Костромской области и сосредоточены в фонде р — 3656, оп. 2.

Запись опубликована в рубрике Библиография. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

Добавить комментарий