«Мысль семейная» на страницах переписки М.Я. Диева с И.М. Снегирёвым

«Мысль семейная» на страницах переписки М.Я. Диева с И.М. Снегирёвым.

Мы чаще всего говорим об исследовательской деятельности М.Я. Диева. Между тем семья была для него не просто «тылом», именно там он формировался и как исследователь, и как личность. Собственно, сам он хорошо написал об этом в своей «тетрадке», названной им «Благодетели мои и моего рода», которую опубликовал А.А. Титов еще в конце XIX столетия[1]. Ростовского краеведа впечатлило то, что скромный сельский священник, живущий «в за­холустной слободе „Сыпановой,” в нескольких верстах от Нерехты, Костромской губернии, упоминает, между прочим, и о таких истори­ческих лицах, как поэт Жуковский, А. Н. Муравьев, граф Протасов, С. С. Уваров, граф С. Г. Строганов, Евгений Болховитинов и М. П. Погодин»[2].  То есть удивляло то, что жизнь связана с персонами известными и значимыми в общероссийском масштабе. Сегодня, в эпоху постмодерна, все перевернулось: интересным стало именно «домашнее измерение» жизни человека. Развивается микроистория, интересует не закономерность, не общая тенденция, а казус.

Но «мысль семейная» проходит и по страницам писем о. Михаила, и об этом можно говорить отдельно. Казалось бы, совсем не подходит для этого переписка о. Михаила с профессором Московского университета И.М. Ивану Михайловичу Снегиревым. Между тем, наряду с сообщением местных обычаев, пословиц и поговорок, рассказов о книгах чужих и трудах собственных, уже в третьем из писем от 1 августа 1830 года он просит опубликовать в «Московских ведомостях» письмо своего дяди. Архимандрита Платона (Агриколянского) с прибавлением слов: «ему одолжен я своим воспитанием и не знаю чем более изъявить ему всегдашнюю мою признательность»[3]. В пятом письме от 2 ноября  1830 г. нерехтчанин благодарит своего корреспондента за публикацию дядюшкиного письма.

Рукопись об истории Галича М.Я. Диев отправляет в ОИДР через Ю.Н. Бартенева: «Имевши счастье видеть многократно опыт  вашего   великодушного   покровительства мне, осмеливаюсь открыться, что небогатое  мое состояние, стеснен­ное семейством из шести лиц, не дозволяет мне льститься сие сочинение сделать известным собственно от моего лица, на что без сомнения потребна большая сумма. По если благоугодно  почтенней­шему Обществу, касательно сего, удостоить внимания, то я могу до­ставить, не стесняя мое семейство, 500 р.   в пособие.   Краснеюсь вызваться малым пособием в такое дело, которое, полагаю, очень дорого, ибо я не знаю, чего стоит напечатать один лист и сколько из сего сочинения выйдет таких листов» (письмо 5 от 2 ноября  1830 г.).

В следующем письме от 10 ноября   1830 г.  он просит покровителя о помощи брату, священнику Владимиру Актову, обойденному менее достойным, но любимым штатным смотрителем за безответность кандидатом. В восьмом письме он просит Снегирёва прислать для брата экземпляр жизнеописания митрополита Платона.

Вместе с тем, бывая в Москве, о. Михаил видался с членами семьи Снегиревых, и это позволило ему не только рассказывать о перипетиях своего вынужденного переселения в Сыпаново, но и передавать поклоны: «Доколе строится дом, живу с семейством в Нерехте откуда каждый день с зарею утреннею отправляюсь в Сыпаново, из коего с вечернею зарею опять возвращаюсь в Нерехту. Почтеннейшей матушке вашей Параскеве Петровне и супруге вашей Анне Андреевне свидетельствую моё и попадьи моей усерднейшее почитание. Любезнейшему сыну вашему желаю возрастать к вашему удовольствию!» (письмо 17 от 24 сентября 1832 г.).

Рассказывая о том, как «начудесила» в Нерехте холера, Диев пишет и о болезни своей супруги: она (т.е. холера) «два раза посещала попадью мою, но при помощи Божьей припадки были не продолжительны. В обоих случаях по­могали баня и натирание живота винным спиртом, настоенным нашатырем, камфорою, скипидаром и стручковым перцем. Про­стое дикарство, но многих спасло от смерти; ибо от сего натирания, учинившееся воспаление в животе, заставляет молчать холерические припадки и болезнь проходит» (письмо 12 от 14 ноября 1831  г.). В последующих письмах не раз упоминает о. Михаил о нездоровье своего многочисленного семейства : «Болезни, коими страдает семейство мое, в числе их и я в нашей стороне (свирепствуют головные боли с насморками) до сего времени отклонили приятнейшую обязанность ответить на почтенное письмо ваше от 22 декабря» (письмо 20).

Не только горестями, но и семейными радостями делился о. Михаил со своим ученым покровителем: «в недосугах едва ли написал я вам о том, что и меня Господь в ноябре 1831 г. благословил дочерью Екате­риною и быть отцем пятерых детей» (письмо 21 от 5 мая  1833 г.).       Однако радовались недолго: «Богу угодно было и меня с семейством посетить болезнями: в июне и шли у нас свирепствовали рвота с поносом и боль в ложке; это, кажется, был отголосок холеры, которая, видно, оставила свои следы в воздухе. Я и семейные мои страдали ими несколько недель; также как и у вас, девятимесячная малютка искупила нас (12 Июля), как очистительная жертва Богу. С сы­новнею преданности покоримся его святой и всеблагой воле, кото­рая бедствиями очищает нас, как золото очищается огнем» (письмо 22 от 8 сентября  1833 г).

Вскоре оба семейства снова радовались: «С сердечным удовольствием имею честь поздравить вас с новорожденным сыном Сергеем, который молитвами сои­менника его чудотворца Радонежского да возрастет к утешению вашему и славе фамилии Снегиревых! В том же Июне Господь и меня благословил дочерью Павлою и быть отцом живых пятерых детей, из коих старший сын в сем месяце поступил в при­ходское училище» (письмо 25 от 21  сентября  1834 г).

Вскоре в сыпановский дом Диевых нагрянула еще большая беда: «Простите велико­душно, что после получения вашего письма столь долго не отвечал я; перо невольно вываливалось из рук моих, — писал о. Михаил в письме от 8 января 1937 г. —   Господу угодно было, чтобы конец 1836 года, спокойно мною прожитого, навсегда остался для меня памятным по несчастиям постигнувших семей­ство мое. С 11 декабря все пятеро детей моих в продолжение дней отчаянно слегли в постель; сначала я полагал, что корь заглянула в приют мой: по совету со врачом так и лечить начали, но это-то, кажется, и погубило их. Сначала семилетний сын, потом семнадцатилетняя, и наконец двух годов дочь на двух неделях учинились жертвою лютой смерти. При первом ударе слезы лились рекою, но при тех двух не пролил я ни одной слезы, за то душевная скорбь не менее была тягостна, как и при первой потере, где слезы по-видимому несколько облегчали душу. Остальные два сына почти выздоровели, только у среднего оказалась за ухом инфламмация, которая хотя опала, но материя все еще выходит. В сем посещении единственным утешением нашел я веру и упование на Бога и это то спасло меня; чтобы при таких сокрушениях не пасть и самому, слабый молитвою, я принялся писать житие Российских святых. […]Извините, в горе забыл поздравить вас с начатием нового года: дай Бог, чтобы Господь устроил оный вам и мне во благое» (письмо 33).

И.М. Снегирев пытался утешить несчастных. Его письмо не сохранилось, об этом узнаём из ответа М.Я. Диева от 5  марта  1837 года: «Почтенное письмо ваше, писанное в день Утоления печали, заступницы христиан, истинно утешило меня; покорнейше благодарю за ваше искреннейшее участи в печали моей и чувствования ваши, кои много содействовали успокоить сердце мое увлеченное малодушием по неожиданным несчастиям. Простите великодушно, что долго я не отвечал на обязательное письмо ваше; причина та же, что и прежде: жена моя после тягостной беременности разрешилась сыном, но после родов две недели лежала в постели и теперь не­сколько поправляется» (письмо 34).

Заботы о детях сменялись печалями об утрате родителей: «Почтенное ваше письмо от 3 сентября растрогало меня до слез, особенно касательно кончины матушки вашей, почтеннейшей Параскевы Петровны, моей благодетельницы. В домашних несчастиях я сроднился с вами: так же как и вы  я лишился сво­его родителя на 82 году его жизни, а шестидесятом священства, тихо отошедшего к Господу после двенадцатидневной болезни. Ти­хая и истинно праведническая кончина вашей матушки подает несомненную веру, что она приселилась вечности для того, чтобы пред престолом Всевышнего ходатайствовать о вас с тою любо­вью, с какою она разделяла с вами здесь на земле благоденствие ваше» (письмо 38 от 18 сентября 1838 г.).

Постепенно и к авторам писем подкрадывалась старость. В письме от 20 декабря  1845 г. «Теперь меня занимает поверка Каталога епархиальных архиереев. Но охота страш­ная, а участь горькая, слабею зрением, другой год вооружаюсь очками, по этому пишу менее, чем прежде, особенно затрудняюсь пе­репискою набело» (письмо 46).

Писать становилось все труднее: «Не по один раз принимался я за перо писать к вам, но по суете оставлял письмо откладывая до другого времени, между тем протекли не месяцы, а годы. Усерднейшая признательность к приязни и благодеяниям вашим была постоянным во мне чувством. При­липни язык мой к гортани моему, аще забуду тебе, Иерусалиме!».  И в том же письме, помеченном 10 октября 1855 г.: «О себе не хочу вас не ведати: здоровье мое слава Богу! только чрезвычайно страдаю болью в пояснице, слабею зрением но пока помогают очки. Доколе перо не вывалилось из рук, хочется кон­чить продолжаемые три мои сочинения: Продолжение словаря писате­лей духовного чина, — оное конечно вчерне; Историю Костромской епархии и поверку Иерархических Каталогов с летописями». О. Михаил строил планы оставить преподавательскую деятельность: «Остается полтора года окончить мне вторую службу при учи­лище. Если Бог потерпит грехам моим, тогда свободнее мне будет заняться Иерархич[ескую] историею. Впрочем думы за горами, а смерть за плечами!» (письмо 47).

Сыновья в обоих семьях возрастали, становились помощниками: «все четыре мои сына живут со мною, — писал о. Михаил И.М. Снегирёву.-  Павел и Александр, чинами губерн[ские] секретари, служат столоначаль­никами в Нерехотском земском суде; Василий любитель древно­стей, особенно рукописей, определяется в уездный; туда хочется нынешнею весною определить и Якова. Мое правило, не знаю, хорошо ли оно, сохранить в молодые пылкие лета чистоту нравов, откло­няя от дальней суеты мира и я, слава Богу, осчастливлен в этом отношении. Дочерей нет. Старший сын женат, имеет  дочь Юлию 3 лет и Михаила полугода.   С сыновьями   хожу я в училище, а они в суды. Сыпаново от Нерехты ровно в 2 верстах. Попадья временем страдает от сгущения крови, по этому часто ездит то в Ярославль, то в Кострому за покупками. Все они вместе со мною усерднейше вам и всему   благодатному  семейству   вашему   челом бьют. Никак не  забыть  мне тезку, 5 июля 1832 г.   при первом свидании моем  с вами с рук блаженной памяти Параскевы Пет­ровны бросился на мой, и вы тогда сказали: “он к посторонним никому на руки не ходит; кого  любить   отец того  и сын”. Ду­шевно желаю, чтобы Михаила Иванович утешал вас,   как меня мои. С истинным почтением и искреннейшею преданностью имею честь на всегда  быть вашим покорнейшим слугою и богомольцем Михаил Диев. 23 января 1857 г.» (письмо 48).

Последнее из сохранившихся и опубликованных А.А. Титовым писем датировано 17 марта 1857 г. 10 августа 1865 г. последовал от имени М.Я. Диева рапорт на имя преосвященного Платона, епископа Костромского и Галичского. В нем сообщалось, что ученый священник «после бывшего в марте месяце апоплексического удара, страдает параличом: правой рукой не владеет, без посторонней помощи встать с места не может; память в соображение также повреждены, и потому должности священника исполнять не в состоянии».

[1] Диев М.Я. Благодетели мои и моего рода // Русский архив. 1891. Кн. 2. С.66-84.

[2] Там же, с. 61.

[3] А.А. Титов. Биографический очерк Протоирея Михаила  Диева с приложением его писем  к  Ивану Михайловичу  Снегиреву (1830 – 1857) // Чтения  в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете.  М. : университетская тип., 1887. Кн.1. Отдел 1.С.1-116. [Отдельный оттиск]. Далее отсылски к этому изданию в тексте.