Genius loci of  I.M.Greaves Excursions as a certain way of scientific life Abstract

At the end of 19-th – beginning of 20-th centuries excursionism in Russia was rapidly developing and the term “tourism” was not applied to it then.

The theme of the presented article is the organization of excursions to Italy for students of the Petersburg University and Higher Courses for women in 1907 and 1912. The preparation work started beforehand. The maps and plans of the places were scrupulously studied. After a general sightseeing  a thorough research began.

Any town was considered as an organic whole formed by its locality and history. I.M. Greaves  used for the study of any town the idiographic approach. Like in a human being , he discerned in a town its anatomic, physiological and psychological aspects. Later on N.P. Antsiferov introduced the notion of “spirit of town”, correlating it with the Latin “genius loci”.

Key words

Excursionism, tourism, I.M. Greaves, Town study, History of Higher education, genius loci, spirit of town, Idiographic approach

Аннотация

На рубеже  XIX – XX  вв. в России бурно развивалось экскурсионное дело, к нему тогда не применяли термин туризм. В статье рассматривается организация поездок в Италию студентов Петербургского университета и Высших женских курсов в 1907 и 1912 гг..

Работа начиналась заранее. Изучались карты и планы, прорабатывалась литература. На месте после общего знакомства с городами начиналась углублен­ная исследовательская работа.

И.М. Гревс использовал для исследования города идеографический  метод. Позже Н.П. Анциферов введет понятие «душа города», использует латинский термин genius loci.

Ключевые слова

Экскурсионистика, туризм, И.М. Гревс, изучение города, идеографический подход, история высшего образования, душа города, genius loci

УДК 930/947

GENIUS LOCI  И.М. ГРЕВСА

ЭКСКУРСИЯ КАК ФОРМА НАУЧНОЙ ЖИЗНИ

Напоминать об этом не просто надо, но необходимо: хотя бы для того, чтобы вернуть память о том, что так называемое научное мышление — плоско и скучно, что материалистическое сознание — беспросветно и страшновато, что подлинный мир разноцветен, разноголос и восхитительно непостижим.

Петр Вайль [4].

Редкий россиянин сегодня при произнесении латинского словосочетания genius loci представит себе, как

… змея, извиваясь лентою длинной,

Между жертвенных чаш и кубков хрупких скользила,

Всех отведала яств и в гробнице снова исчезла…

(Энеида. 5; 90-95)

Для этого надо было, проклиная латинские исключения, постигать хтонический мир античности в классической гимназии рубежа девятнадцатого и двадцатого столетий. Скорее, особенно после двадцати трех вечеров с Петром Вайлем на телевизионном канале «Культура» (2005), русское ухо услышит в этой идиоме привычное значение слова «гений» — «выдающийся деятель искусства или литературы».

Если англичанин, с легкой руки Александра Поупа, представит себе при словах  genius loci пейзаж –

Пусть гений места даст тебе совет;

Тот, кто потока направляет след,

Иль гордый холм поднимет до небес,

Иль обратит в театр уступов дольних срез…[17] ,

то перед внутренним взором отечественного читателя прежде всего встанет город:

Давно стихами говорит Нева.

Страницей Гоголя ложится Невский.

Весь Летний сад – Онегина глава.

О Блоке вспоминают Острова,

А по Разъезжей бродит Достоевский.

(С. Я. Маршак)

Все определяется традицией, и не столько её последовательным поступательным развитием, сколько теми фрагментами, что реально остаются в памяти живущих. Рунет свидетельствует: востребован Петербург Н.П. Анциферова, осмысленный им сквозь призму Пушкина и Достоевского. В поисковике всплывает его ссылка на эссе Вайолет Паже, писавшую под псевдонимом Вернон Ли. Но из цепи выпало одно звено — учитель, И.М. Гревс, без которого, скорее всего, не было бы и анциферовской «Души города».

Между тем роль И.М. Гревса в постижении топоса (в первую очередь – городского) не сводима к учительству, его опыт самоценен. Он – не только предшественник своего ученика, ставшего сегодня классиком благодаря нынешней волне интереса к метафизике города.

Биографию И.М. Гревса (1860-1941) можно было бы описать его собственными  словами: «он изучал историю в юности, преподавал ее в зрелом возрасте, работал над историческими сочинениями всю жизнь, всецело отдавая крупные силы науке, которую любил самоотверженно, над которой трудился с изумительной стойкостью, служа ей не только как любимому, но и как святому делу» [10].

Эта фраза предназначалась для жизнеописания французского историка Н.Д. Фюстеля де Куланжа (1830-1889), оказавшего решающее влияние на формирование Гревса как историка. Судьба привела молодого выпускника Петербургского университета в Париж вскоре после смерти мэтра, где «в стенах Сорбонны он беседовал с учеными его соотечественниками, в библиотеках знакомился с его трудами» [5, с.56]. Позже И.М. Гревс начнет свою первую лекцию с анализа его наследия, переведет его главный труд и напишет о нём статью для словаря Брокгауза и Ефрона.

Как и французский медиевист, И.М. Гревс признавал необходимость строгого анализа источников. Оба считали, что надобно  «отрешиться от симпатий и антипатий современного мировоззрения и погрузиться в живое переживание изучаемой старины. Единственным способом проникнуть в тайну отдаленных времен является строгое и полное «текстуальное» исследование всех оставшихся от них памятников»[10]. В этом высказывании сейчас представляется наиболее важным признание непротиворечивости сочетания объективности с «живым переживанием» объекта исследования.

Живым было не только восприятие, ученых сближало интуитивное ощущение нерасчленимой культурной целостности, сложившейся в определенной точке координат времени и места. Для Фюстель-де-Куланжа таким целым была римская империя, — он «считал её настолько “живым организмом”, что категорически отрицал ее падение» [5, с.57]. Гревс точно также настаивал на рассмотрении города как живого организма, постижение которого он считал задачей историка.

Это было время, когда работа в европейских архивах и музеях рассматривалась как необходимое условие подготовки к профессорскому званию, особенно для медиевиста. Темой диссертации Гревса был переход от Римской империи к феодальному обществу — «Очерки из истории римского землевладения во времена империи» (1899).  Это предопределило места его научных штудий  – Париж, Флоренция и Рим.

Его поездка в поместье Гора­ция на Сабинской земле, описанная в соответствующей главе моногра­фии, была вызвана не праздным интересом туриста, но потребностью исследователя в изучении историко-культурного ландшафта.

И.М. Гревс писал позже: «Великими добавочными пособниками для истол­кования того, что говорят вещественные памятники прошлого, являются  природа и люди; ландшафт и топография, рельеф и одежда земли, ее дары, солнце, воздух, горы и море,— с одной стороны, открывают фон искомой картины, современное население многими пережитками про­шлого в нынешнем его быту оживляет, с другой, окаменелости вековой старины» [7, с.27].

Фразы, казавшиеся загадочными в древних манускриптах, оживали благодаря диалектизмам местного населения. Произошло столкновение устной и письменной традиции, причем сознательно сформированная поколениями ученых и особым образом измененная культурная память оказалась беднее естественной устной традиции.

Первый опыт укрепил молодого ученого и педагога в мысли, что «личное соприкосновение с ее [культуры – Л.С.] великими следами воспитывает в нас чуткость при восприятии образов старины, сообщает дар интуиции отлетевшей жизни, которая иногда лучше, чем самые богатые повседневные наблюдения, открывает нам и смысл настоящего» [9, с.5-6].

И.М. Гревс еще не раз возвращался в Италию, рассматривая в качестве исторического источника не только архивы, библиотеки и музеи, но и сами города: «От книг к памятникам, из кабинета на реальную сцену истории и с вольного исторического воздуха опять в библиотеку и архив!» [7, с.27].

Вернувшись в Петербург, молодой ученый был утвержден в звании приват-доцента по кафедре всеобщей истории, стал популярным педагогом как в столичном университете, так и на Бестужевских курсах. Тем не менее, в 1899 г. он был признан «неблагонадежным преподавателем», и до1902 был отлучен от университета.

Биограф И.М. Гревса, О.Б. Вахромеева считает, что «отстранение от преподавания не повлияло на научные занятия исследователя и не отразились на его творчестве»[5,с.76]. Однако тут же справедливо указывает на то, что «в этот период И.М. Гревс приступил к окончательному оформлению методических идей по подготовке и проведению учебных и научных экскурсий» [5,с.76]. Но до отлучения от университета вопросы учебных экскурсий вообще не попадали в поле зрения ученого, он разбирал лишь влияние дальних поездок на ход исследований историка.

На эти три года прибежищем педагога стала средняя школа. Он оказался причастным к становлению двух самых новаторских частных учебных заведений, Тенишевского училища (1900-17 гг.) [21] и Коммерческого училища в Лесном (1904-17 гг.) [15].

Школьные экскурсии, в отличие от университетских, имели к тому времени уже почти полувековую историю. Они начинались в середине XIX в., когда предпочтение отдавалось естественнонаучным экскурсиям.

В 1890-х г.г. школьные поездки приобретали все больший размах. Так, профессор В. Петр, преподававший в Киево-Печерской гимназии, организовывал не только поездки в Финляндию и Прибалтику (1895), на Нижегородскую выставку 1896 г., но и на Всемирные промышленные выставки  в Париж (1900) и Милан (1906), путешествия по городам Германии, Швейцарии, Чехии, Италии и т.д. [16].

Педагоги средней школы к началу ХХ в. уже проработали многие методические и практические вопросы организации подобных экскурсий. Нормой для школьной практики считалась тесная связь их со школьной программой, их подготовленность предварительным прохождением определенных тем, познавательная активность учащихся во время занятий под открытым небом. Правда, акцент делался именно на учебной, а не на исследовательской деятельности учащихся.

Поэтому не случайно, по-видимому, первые рукописные свидетельства о внимании И.М. Гревса к методическим вопросам образовательных экскурсий относятся  именно к его работе в средней школе [6]. Можно предположить, что именно это стало импульсом к перенесению подобной практики в университет.

Вернувшись в высшую школу, И.М. Гревс опубликовал в журнале «Научное слово»  статью [9], ставшую программой будущей «дальней поездки» студентов и курсисток по городам Италии.

Он констатировал изменения в системе ценностей отправляющихся за границы империи: «ездят теперь в Европу не для одного развлечения, как в старину, когда отправлялись в чужие края преимущественно богачи, чтобы насладиться новой формой безделья», не только ученые и художники, не говоря уже о профессорах, чьи поездки «давно признаны необходимым условием успеха научной деятельности» [9, с.4-5].

Отмечая значительное распространение зарубежных поездок, автор увидел изменения социального состава путешественников: «стремятся и попадают на Запад и учительницы начальных школ, как ни трудно им этого добиться»[9, с.5]. Больше стало преподавателей и учащихся средних учебных заведений. И все это – не от избытка средств: «студенты собирают крохи, чтобы приобрести возможность изучить собственным глазом великие памятники отечественной и общей истории, о которых говорят им профессора» [9, с. 5].

Судя по обмолвкам автора, статья должна была стать своеобразным путеводителем, «сблизить книги, в которых пишется о прошлом Италии, с памятниками, которые проводят это прошлое перед глазами» [9, с. 8]. Эмоциональность, воспоминания о собственных впечатлениях призваны были максимально оживить повествование, увлечь читателя мечтой об Италии. Но главное, что отличало проект И.М. Гревса от прочих поездок, — это пожелание предварить её изучением «нескольких сочинений, посвященных истории флорентийской цивилизации», что должно было помочь «правильно наметить индивидуальный план путешествия и сознательно продумать его» [9, с. 8].

Реализовать это пожелание удалось лишь при подготовке поездки 1907 г., в которой приняли участие курсистки и студенты Петербургского университета. И.М. Гревсу впервые удалось на практике вывести студенческие (образовательные) экскурсии на новый содержательный уровень, уро­вень исследования.

В течение целого учебного года в ходе совместной ра­боты студентов и слушательниц Бестужевских курсов шла подготовка к поездке в Италию. Были прослушаны лекции по истории городов, их культуре в эпоху раннего средневековья. Параллельно велась работа в семинариях, где бу­дущие участники поездки под руководством И.М. Гревса изучали доку­менты, средневековые хроники, литературные произведения, карты и планы эпохи Возрождения. Это была история традиционная, основанная на письменных источниках.

Все достижения европейского источниковедения были здесь учтены: «Историк углубляется в изучение подлинного наследия отживших веков, как путешественник в дебри неведомых стран. Он, прежде всего, только смотрит хорошим глазом, отбрасывая догадки, подсказываемые ему преждевременно не освоившейся еще с новыми данными мыслью, орудующей по привычке ходячими понятиями настоящей минуты. «Тексты, все тексты, ничего кроме текстов» — таков единый путь избавить себя от заблуждений. Только медленно можно научиться, читая тексты, понимать скрывающуюся в них истину; только самое тщательное детальное их изучение вырабатывает в историке способность выделять из них достоверную картину прошлого, его учреждений и идей, не искажая ее своим суждением» [10].

Примечательным можно считать именно совместную работу над материалом, в ходе которой создавалась группа юношей и девушек, владевших общим информационным «тезаурусом», объединенных общей системой ценностей. Они не просто обменивались информацией, но каждый одухотворял свою часть, поскольку избирал то, что казалось ему в тот момент более близким. Это и было тем самым сообществом, которое определяло концептуальные структуры, поддерживавшие личные воспоминания – «социальную рамку памяти»[18].

Маршрут был продуман заранее на основе изучения карт и планов. Эта ситуация исключала привычную сегодня схему общения экскурсовода-«посвященного» с толпой профанов.

Как только группа прибывала в какой-либо итальянский город, сразу начиналась углублен­ная исследовательская работа, в ходе которой постепенно вырабатывались принципы изучения города как огромного монументального источника.

Осмотр начинался с какой-либо высокой точки, позволявшей составить общую картину расположения города в её природном контексте [7, с.46].  Сопоставляя увиденное с полученной ранее информацией, студенты при помощи И.М. Гревса пытались постичь логику его развития, влияние на процесс становления природных, социальных, экономи­ческих и культурных факторов в различные отрезки его истории.

Город постепенно осознавался как органическое целое, сформиро­ванное местными условиями в течение его истории. Исследовательской за­дачей становилось постижение этого процесса в его ретроспекции. Там же впервые зашла речь и об анатомии, и о «психологии города» [7, с.46] Позже И.М. Гревс сформулировал: «Полагая город предметом исторических экскурсий, нельзя ограничиться, как обычно бывает, целью познакомиться лишь с внешнею физиономией его. […] Надобно изучить его б и о г р а ф и ю, познать его именно как коллективную личность, — и эта биография даст превосходно конкретизированную часть биографии данной страны и народа»[8, с.22].

По сути, можно говорить о сознательном применении идеографического метода, предложенного в свое время неокантианцем В. Виндельбандом (1848-1915), подхваченного его земляком Г. Риккертом (1863-1936) и развитого соучеником и коллегой  И.М. Гревса, А. С. Лаппо-Данилевским (1863-1919) [13].

Но история, помимо объективного знания, была наполнена живым опытом участников группы. Причем пребывание в каждом городе сознательно выстраивалось таким образом, чтобы индивидуальные впечатления сверялись с общими, пробуждали интуицию остальных, закреплялись в совместной практике.

Утром осматривали храмы, за утренним чаем отдыхали и «тут же за столом в кафе устраивали лекции по истории города и его топографии, либо по какому-нибудь вопросу из истории искусств». После того, как в течение дня целенаправленно осматривали музеи и различные части города, за ужином «отдавали себе отчет в сделанном за день, строили планы следующего дня»[ 7, с.49-50]

Главным приемом, который был использован в обследовании городов, была реконструкция, опиравшаяся на сохранившиеся здания: «Эти работы закончились у нас очерком “дантовой Флоренции” и посещением на местах главных пунктов “дантова угла”, где стоял его отчий дом, возвышались дома его родных и друзей, где протекали его детство и ранняя юность […] Этот живой кусок из старо-флорентийского центра хорошо сохранился до сих пор, несмотря на все перипетии перестройки города, и на нем с поражающим реализмом можно восстановить обстановку, среди которой развивалась жизнь великого поэта и  мыслителя…» [7,с.52-53].

Как в классической мнемотехнике, реконструируемое пространство становилось основой для воспоминаний о том, было у-своено во время подготовительной исследовательской работы, а полученный в результате наложения научных схем на живую плоть города образ при-сваивался  и сохранялся лишь в памяти путешественников [12].

Результатом этой работы становилось не  создание научных текстов, а формирование образов прошлого, у каждого из участников поездки – своего, в зависимости от темперамента, научных склонностей и увлечений. Формировалась живая память, которую участники поездки передали в живом общении следующему поколению учеников И.М. Гревса.

Следующая подобная поездка в Италию состоялась в 1912 г. Участники первой поездки были привлечены учителем и в этот раз, — Л.П. Карсавин напутствовал отъезжавших, Н.П. Оттокар сопровождал их во Флоренции [19, c.282-289].  Последний, осуждая излишнюю экзальтацию, продемонстрировал то, что ставилось И.М. Гревсом во главу угла: «Это историк-реалист, и притом реалист, который не ищет в исторических фактах ничего для себя желанного, им любимого, для которого существенно одно – познать действительность, скрытую под покровом времени […] При всем том Н.П. Оттокар – историк-художник, с замечательным мастерством воссоздающий суровую картину средневековья, со всеми ее деталями, выписанными с тщательностью кватрочениста»[1, с.291]. Так память, разбуженная в годы ученичества, дополненная собственными изысканиями, передавалась изустно последующим поколениям.

Но, как и в прошлый раз, подготовка к поездке началась задолго до отъезда [19, c.282-289]. Подробно этот процесс описан участником его Н.П. Анциферовым. Был использован прием медленного совместного чтения. Разбирали по фразам, по единицам информации трактат Данте «Монархия». Рассматривали, какой смысл вкладывался Данте в то или иное понятие, как он изменялся в зависимости от контекста. «Так приучались мы Иваном Михайловичем понимать скрытый смысл языка человека иных времен, иной культуры. Так отучались мы от произвольного вкладывания в чужие слова своего содержания»[1,278].

Как и в поездке 1907 г., на первый план выходили исторические реконструкции. Они касались не только средневековой или ренессансной топографии, но и свойственных прошлому переживаний: «К Венеции мы подъехали вечером. […] Напряженно глядим налево, там, где в глубине, над дворцами, должна появиться Кампанилла Сан-Марко. Венецианские купцы, возвращаясь после многих лет странствий по Леванту, пристально всматривались в туманную, голубовато-лиловую даль. Они ждали, когда над горизонтом покажется колокольня святого Марка, как величавый маяк прекрасной Венеции, царицы морей»[ 1, с.282-283.].

Особенно ярко описан Н.П. Анциферовым эпизод, когда учитель и ученик пришли в мавзолей Галлы Плакиды ночью с зажженными свечами. «Та ночь была звездной. Мы вошли в Мавзолей, прикрепили черини к трем саркофагам, зажгли, а вслед за тем засветили свечи в своих руках. Теперь нежным ровным светом озарились своды. Купол словно стал выше, и его снежные звезды как бы повисли в воздухе. Появилось много нежнейших оттенков на мозаике с добрым пастырем. Переливы всех тонов стали богаче…»[1, с.289.]

Шеллинг замечал: «если я хочу почувствовать прошлое, мне сначала надо почувствовать его как настоящее. Что не обладало для нас реальностью, не может стать для нас ступенью, моментом» [20, с.263]. Интуитивно чувствуя это, И.М. Гревс не просто организовывал восприятие города – как человека, он, как справедливо отметила исследовательница А.Ю. Лычко, выстраивал память каждого – как опыт [14].

Таким образом, опыт ученических образовательных экскурсий, выработанный в недрах отечественной школы во второй половине XIX в., И.М. Гревс соединил с собственным опытом исследовательской работы in situ. На основе идеографического подхода он уже в 1900-е гг. начал выстраивать органическую теорию постижения города.

Однако это не превращалось в сухие схемы. Напротив, само тело города, его план, его здания и монументы воспринимались (а во время поездки и переживались) как живое свидетельство прошлого, наполняя эмоциями теоретические и исторические знания, превращая их в непосредственный опыт участников экскурсии.

Опыт подобных экскурсий был подхвачен другими преподавателями,  что не просто оживило жизнь учебных  заведений, но и расширило возможности исторической науки в целом. Позже, когда был опущен «железный занавес», в эпоху «золотого десятилетия» в развитии краеведения (выражение С.О. Шмидта), органическая теория была применена к изучению российских городов, чем доказала свою инструментальную универсальность и жизненность.

Ученик И.М. Гревса, Н.П. Анциферов, отшлифовал и придал законченный вид органической теории, издав книгу «Пути изучения города как социального организма» [3]. Забытая после разгрома краеведческих организаций, эта книга снова вошла в краеведческий обиход в конце 1980-х. Не соперничая с работами, посвященными метафизике города, она предлагала видеть genius loci не только в зеркале художественных образов, но и во всем многообразии черт, внешних и внутренних, сиюминутных и ушедших, которые делают город неповторимым.

В самые трудные годы гонений воспоминания о той поездке поддерживали дух участников тех поездок.  «В эпохи кризисов великих культур особенно остро пробуждается со­знание содержащихся в них духовных ценностей, особенно ярко подни­мается чувство любви к ним и вместе с тем желание и жажда хранить их и защищать. Город — один из сильнейших и полнейших воплощений куль­туры…» — писал И.М. Гревс в предисловии к книге своего ученика, Н.П. Анциферова, «Душа Петербурга»[2, с.25]. А подготовленные, но живые впечатления оказались одним из путей к постижению этой культуры.

Список источников и литературы     

1. Анциферов Н.П. Из дум о былом : воспоминания / авт. вступ. статьи, сост., примеч. и указ. А.И. Добкин. М. : Феникс; Культурная инициатива, 1992. 512 с.: ил.
2. Анциферов Н.П. «Непостижимый город…». Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина / сост. М.Б. Вербловская. СПб. : Лениздат, 1991. 335 с. : ил.
3. Анциферов Н.П. Пути изучения города, как социального организма. Опыт комплексного подхода. 2-е изд., испр. и доп. Л.: Сеятель, 1926. 149 с.
4. Вайль П. «Библейский сюжет»: Петр Вайль о передаче цикла «Фридрих Шиллер. «Ода к Радости»» [Электронный ресурс] // Телеканал «Культура». URL:

http://www.tvkultura.ru/news.html?id=26284&tid=3442&cid=1650 (Дата обращения: 29.11.2010)

5. Вахромеева О.Б. Духовное единение. К изучению творческой биографии И.М. Гревса / отв. ред. Г.Е. Лебедева. СПб. : изд-во «Знаменитые универсанты», 2005. 165 с. : ил.
6. Гревс И.М. К вопросу об организации исторических экскурсий. Доклад на заседании попечительского совета Тенишевского училища. 1901 // Архив Петербургского филиала Российской Академии наук (ПФА РАН). Ф.726. Оп.1. Д.171.
7. Гревс И.М. К теории и практике «экскурсий» как научного изучения истории в университетах. (Поездка в Италию со студентами в 1907 г.) // ЖМНП. Новая серия. 1910, июль. Ч. XXVIII.  С.21-64 (Паг. 4).
8. Гревс И.М. Монументальный город и исторические экскурсии. (Основная идея образовательных путешествий по крупным центрам культуры) // Экскурсионное дело. 1921. №1. С.21-34.
9. Гревс И.М. Научные прогулки по историческим центрам Италии. I. Очерки флорентийской культуры. М. : тип. Т-ва Кушнерев и К^о, 1903. 62 с. : ил.
10. Гревс И.М. Фюстель де Куланж [Электронный ресурс] // Энцикл. слов. / изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. URL: http://www.vehi.net/brokgauz/ (Дата обращения 13.01.2010)
11. Гревс И.М. Экскурсии и путешествия как орудие исторического образования ученика и учителя средней школы // ПФА РАН. Ф.726. Оп.1. Д.172.
12. Йейтс Ф. Искусство памяти [Электронный ресурс] / пер. Е.Малышкин. СПб.: Университетская книга, 1997. URL: file://localhost/C:/DOCUME~1/Admin/LOCALS~1/Temp/Rar$EX01.469/yates02/index.htm (Дата обращения01.2010)
13. Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории. М.: Территория будущего, 2006. 624 с.
14. ЛычкоА.Ю. Память как опыт. Экскурсии в Италию И.М. Гревса // Науки о культуре в новом тысячелетии: Материалы I Международного коллоквиума молодых ученых. М.; Ярославль : Изд-во ЯГПУ, 2007. С. 229-231.
15. Образовательные поездки в средней школе / Тенишевское училище. Изд.2-е, перераб. и доп. СПб. : изд. Тенишевского училища, 1912. 350 с.: ил., диагр., табл.
16. Петр В. Из воспоминаний профессора В. Петра // Русский экскурсант. 1916. №1. С.21-27; №2. С.24-34; №3. С.40-44; №4. С.8-12.
17. Соколов Б. Сады и время [Электронный ресурс] // Садовый алфавит. URL: http://www.gardenhistory.ru/page.php?pageid=20 (Дата обращения: 15.11.2010)
18. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М. : Новое изд-во, 2007. 348 с.
19. Человек с открытым сердцем. Автобиографическое и эпистолярное наследие И.М. Гревса (1860-1941) / авт.-сост. О.Б. Вахромеева. СПб. : ПФА РАН, 2004. 372с. : ил.
20. Шеллинг Ф.В.Й. Соч. в 2 т. Т.2. М. : Мысль, 1989. 636 с.
21. Школьные экскурсии, их значение и организация / под ред. Б.Е. Райкова. СПб. : изд. СПб. Лесного коммерческого училища, 1910. 333 с.