И пошла писать губерния
Процесс установления региональных границ всегда был загадочен и сегодня уже вряд ли кто-то узнает, кому пришло в голову в 1744 г. объединить в одну епархию территории двух старинных княжеств, а в ту пору уже наместничеств, Галичского и Костромского. Первое из них традиционно тяготело к северным территориям, и к середине XVIII столетия входило в Архангелогородскую губернию, второе тянулось к центру, и было частью огромной губернии Московской.
Сложнее было пригородкам. Сила притяжения по мере удаления от старинных центров ослабевала, и они в ходе переделов переходили из одной губернии в другую. Так, Лух с 1708 г. вместе с Костромой, Буем, Кадыем и Любимом входил в Московскую, а Кинешма с Галичем, Солигаличем, Чухломой и Кологривом – в Архангелогородскую. Юрьевец вообще в то время был частью Казанской губернии. В 1719 г. Петр I увеличил число губерний с восьми до одиннадцати, и Любим остался с Костромой, Лух потянулся к Суздалю, а Кинешма вошла в Ярославскую провинцию вновь созданной Петербургской губернии…
Да что там о пригородках говорить! В декабре 1778 г. сама Костромская провинция в границах уже существовавшей тогда епархии стала наместничеством (включив в себя те же Лух, Плес, Кинешму и Юрьевец), после чего её объединяли под управлением генерал-губернатора последовательно с Ярославским, Нижегородским и, наконец, с Владимирским наместничествами.
Страсть к переделам начала ослабевать к концу столетия, и в 1797 г. Павел I создал Костромскую губернию. К началу стабильного XIX века она заключала в себе 12 уездов: Буйский, Варнавинский, Ветлужский, Галичский, Кинешемский, Кологривский, Костромской, Макарьевский, Нерехтский, Солигаличский, Чухломский и Юрьевецкий[1]. Столетие ушло на то, чтобы связать их дорогами, опутать сетью административных, почтовых, телеграфных, телефонных и дорожных коммуникаций. Земство настроило в уездных центрах больниц и фельдшерских пунктов, рассчитало рациональную «школьную сеть», необходимую для удовлетворения нужд местного населения во всеобщем начальном образовании. И построили бы, кабы не война 1914 г. и пришедшая вслед за ней революционная волна, разрушенная почти все кропотливо выстроенные в течение столетия связи.
Политические события весны и осени 1917 г. довели неразбериху военных лет до логического конца: каждая волость, не говоря уже об уезде, остались один на один со своими проблемами. Тут-то и началась разруха, а вместе с ней борьба за выживание в отдельно взятых уездах.
Впервые вопрос об образовании новой губернии был поднят на районном съезде советов уже 6-8 декабря 1917 г. Обсуждали два варианта решения проблемы: либо Кинешемский, Юрьевецкий и промышленная часть Нерехтского уездов присоединятся к Владимирской губернии, либо Иваново-Кинешемский район будет самостоятельной единицей, либо, в крайнем случае, Владимирская губерния присоединится к нему.
«Наконец, — писал неведомый корреспондент костромской “Советской газеты”, — когда хозяйственная разруха и развал промышленности приняли явно угрожающий характер, Шуйско-Иваново-Кинешемский район, предоставленный сам себе, создаёт районный комитет снабжения, комиссариат промышленности и труда и возглавляющий все эти учреждения Районный Совет Рабочих Депутатов»[2].
Опыт оказался вполне удачным, и губернские центры, Кострома и Владимир, «которые за время революции время от времени пытались чем-либо проявить свое содействие, будучи мало и плохо знакомыми с вновь выдвинутыми жизнью потребностями и быстро меняющейся обстановкой местной работы в лучшем случае опаздывали своим содействием, а в большинстве случаев просто мешали местной работе»[3].
Местный сепаратизм подогревался пьянящим духом революционной вольности, часто переживаемой как вседозволенность. Не свобода, а воля была двигателем русского бунта. Центру ничего не оставалось, как только санкционировать стихийно шедшую децентрализацию. 27 января Совнарком издал декрет об определении губернских, уездных и прочих границ, оставлявший решение этих вопросов на усмотрение местных органов.
Однако в нашем случае «местными органами» были всё те же Костромской и Владимирский губкомы, которые вовсе не хотели терять богатые промышленные территории, приносившие немалые доходы губернским бюджетам. В дело вмешался Московский областной комиссариат труда, который предложил «созвать в недельный срок в Москве конференцию из представителей Костромской, Владимирской и Московской губерний для установления границ предполагаемой Иваново-Вознесенской губернии», пригрозив, что «в случае несозыва конференции областной комиссариат вынужден будет сам назначить границы»[4].
Новые границы были окончательно определены на третьем съезде Советов Иваново-Вознесенского района, созванном 21 апреля по новому стилю. Газеты подчеркивали, что «это стало возможным только после окончательного раскрепощения народа от всяких административно-полицейских пут, достигнутого октябрьской революцией»[5]. Третий всероссийский съезд советов санкционировал образование новой губернии.
В движение пришли границы территорий на всей площади молодого государства. Так, из состава Ярославской губернии выделилась еще одна самостоятельная Рыбинская, что ввело тамошние власти в соблазн увеличить свою территорию за счет соседей. Процесс явно требовал создания в центре специальных органов, которые регулировали бы его, разрешая спорные вопросы.
На 8-м Всероссийском съезде советов была создана Центральная административная комиссия ВЦИК, которая разработала «Основные положения установления границ административно-хозяйственных районов». Основным критерием, как и полагалось в условиях диктатуры пролетариата, стал принцип размещения промышленности: «Основным ядром новых районов должны быть пролетарские центры; окружающая их территория должна обеспечивать нормальное развитие главнейших отраслей промышленности данного района»[6].
Молодая комиссия выбирала из двух вариантов. Ей были предложены «проект Ларина» и «проект Александрова». Первый из них делал ставку на укрупнении территорий губерний. Костромские земли распределялись между Ярославской, Ивановской, Нижегородской и Вологодской губерниями.
Проект профессора И.Г. Александрова оставлял шанс сохранить Костромскую губернию как исторически сложившуюся целостность, её просто предполагалось включить в Центральную промышленную область наряду с Московской, Владимирской, Ярославской, Тверской, Нижегородской, Тульской, Калужской, Рязанской. Госплан поддержал «проект Александрова», на том и остановились.
Между тем местные газеты в августе 1922 г. с тревогой отмечали, что «проект Ларина в целом отвергнут ВЦИК, но по отношению к Костромской губернии он фактически в спешном порядке осуществляется: Варнавинский, Ветлужский уу., а также Макарьевский и Ковернинский уже переданы в Нижегородскую и Ивановскую губернии»[7].
Костромичи бурно обсуждали судьбу губернии и её административного центра. Один за другим заседали комитеты, комиссии, советы, на которых звучали доклады компетентных специалистов.
За прошедшие пять лет стало уже очевидным: «Частичные, бессистемные и бесплановые отрезки от Костромской губернии привели лишь к тому, что образовались три территории, противоречащие всем принципам центра и крайне неудовлетворительные с практической точки зрения […] В частности, выделение от Костромской губернии большей части фабричного Кинешемского района только нарушило сложившийся в процессе развития крупной промышленности мощный фабрично-заводской пролетарский район»[8].
Таким же образом критиковали и отделение восточных уездов, снабжавших промышленные центры сырьём и топливом. Всё новые и новые аргументы завершались выводом: «… следует признать безусловно необходимым […] сохранение Костромской губернии»[9].
Костроме вообще грозила печальная участь: «Уничтожение Костромы как губернской административной единицы нанесет ущерб и даже разрушит многие культурно-научные и учебные учреждения […] Предположение, что Кострома может сохранить свой культурный облик даже в условиях уездного города совершенно неосновательно»[10].
При Губисполкоме создали административную комиссию, которая подготовила серию изданий, где на основании исследования природных и экономических факторов доказывали необходимость сохранения целостности губернской территории.
Страсти кипели всю осень 1922 г., пока, наконец, в начале ноября в губком не пришла телеграмма из ЦК РКП: постановлением президиума ВЦИК объединение губерний было признано нежелательным[11].
Особенно обижала костромичей перспектива слияния с Ярославской губернией, которая после выделения из неё Рыбинской попала в отстающие. Её бюджет был сведен с дефицитом, промышленность находилась в тяжелом положении. Костромская же губерния начинала налаживать хозяйство: «не было смысла разрушать здоровый организм Костромской губернии ради больного организма Ярославской»[12].
Казалось, вопрос исчерпан. Между тем ярославцы добились объединения с рыбинцами. Положение Костромы всё более укреплялось, и это позволяло надеяться на возврат некоторых ранее отошедших её частей. Но в воздухе по-прежнему носились слухи о новых переделах и изменениях, которые имели под собой некоторое основание. На этот раз обсуждался вопрос смены названия, предполагалось назвать Кострому городом Шаговым, в память Н.Р. Шагова, рабочего, депутата Государственной думы от Костромской губернии[13]. К счастью, эта беда обошла стороной.
На протяжении всех 1920-х гг. происходили многочисленные и хаотичные перемены уездных и волостных границ, что служило косвенным подтверждением того, что тектонические процессы далеки от своего завершения.
Между тем постепенно менялась обстановка в стране, и центробежные процессы сменялись центростремительными. Молодая бюрократия утвердилась и почувствовала свою силу. Если в 1923 г. Москва еще прислушивалась к пожеланиям территорий, то в 1928 она уже твёрдо знала, кто для кого существует: «Новое деление […] создает возможность большого планирования и более лёгкого регулирования отраслей хозяйства и удобного управления им»[14].
Костромичам в этой ситуации оставалось только выбирать между присоединением к некогда своим Кологривскому, Макарьевскому и Юрьевецкому уездам, ставшим частью Нижегородской области, – и вхождением в столичную орбиту. У обоих вариантов были свои «за» и «против»: «Есть еще отрицательные моменты: сообщение с новым центром. Водный путь у нас – лучший к Нижнему, но по железной дороге сообщение гораздо хуже, чем с Москвой»[15]. В следующем 1929 г. появился еще один вариант, и газетные заголовки уверенно заявляли: «Нам лучше присоединиться к Иваново-Вознесенской области»[16].
Судьба губернии была решена 14 января 1929 года. По постановлению ВЦИК Костромская губерния вошла в Ивановскую область, в апреле она была преобразована в округ, а к сентябрю 1930 г. и он был упразднён[17]. Все последующие перемещения лоскутков губернии из одной области в другую положения не меняли: Кострома оставалась райцентром. Всё, предсказанное в 1922 г. сбылось: крупнейшие учебные заведения были переведены в Иваново, туда же перебрались и специалисты. Сократилось финансирование. Почти прекратилось строительство. Город ветшал на глазах. А, поскольку роль идеологического фактора в подобных превратностях судьбы была очевидна (вспомним хотя бы возвышение Иваново-Вознесенска как родины первого совета), в умах костромичей жило убеждение, что город пострадал как «колыбель Романовых».
Так и жил бы некогда могущественный город воспоминаниями о былом величии, если бы 13 августа 1944 г. указом президиума Верховного совета не была восстановлена Костромская область. На этот раз решению властей не предшествовало никаких обсуждений, и природа его остаётся загадкой. Своя рука- владыка!
Изрядно ощипанная, но непобеждённая область теперь готовится к очередному (400-летнему в 2013 г.) юбилею династии Романовых. Но опять ходят слухи о том, что где-то обсуждаются вопросы административной реформы. Может, сначала посмотреть, чем заканчивались предыдущие?
[1] [Бочков В.Н.] Справка об изменениях административно-территориального деления Костромской области (губернии) // Государственный архив Костромской области: Путеводитель. – Кострома, 1962. – С. 282.
[2] Советская газета. 1918. 28/15 февраля.
[3] Там же.
[4] Советская газета. 1918. 2 апреля/20 марта.
[5] Советская газета. 1918. 26/13 апреля.
[6] Материалы по установлению границ Костромской губернии по экономическим признакам. Кострома, 1922. С. IX.
[7] Красный мир. 1922. 8 августа.
[8] Красный мир. 1922. 24 августа.
[9] Там же.
[10] Красный мир. 1922. 2 сентября.
[11] Красный мир. 1922. 5 ноября.
[12] Красный мир. 1922. 11 ноября.
[13] Красный мир. 1923. 25 февраля.
[14] Северная правда. 1928. 23 декабря.
[15] Там же.
[16] Северная правда. 1929. 23 декабря.
[17] [Бочков В.Н.]. Указ. Соч., с. 299-300.