Рубрика Музей — территория памяти
Самый дворянский из уездов
В середине позапрошлого XIX столетия, в канун самой знаменитой из реформ Александра II, отменившей крепостное право, всеми овладела страсть к статистике. Считали всё и всех, — количество земли и леса, родившихся и умерших, вёдра выпитого вина и километры, отделявшие уездные города от губернского центра, а его самого – от обеих столиц. Тогда же вычислили количество жителей Костромской губернии по сословиям. Считали всех – крестьян и мещан, духовенство и честное купечество. А с дворянами вышло вот как: менее всего, 46 человек, их насчитали в обширном Варнавинском уезде, более всего – 876 представителей – в Галичском. При этом почти две трети из них, 517 человек, принадлежала прекрасному полу, поскольку сами хозяева усадеб большей частью находились на службе – военной или статской, государственной или выборной.
Галичское дворянство всем существованием своим опровергало представление о дворянах как праздном сословии. Имения были малодоходными, пашни — скудными, крепостные уходили на заработки, как правило, в Петербург. Но и на оброк «малодушным» галичским хозяевам, многие из которых имели до 5-10 крестьян, прожить было невозможно. Чтобы заработать на хлеб себе и своему семейству, надобно было служить. А потому хозяева небольших дворянских гнёзд покидали свои усадьбы и отправлялись в столицы, в уездный или губернский центр, в дальние воинские части или на флот.
Нет, конечно, и в Галичском уезде были имения богатых и известных на всю Россию дворян. Никак не назовёшь бедняками ни владельца села Михайловского князя Ф.А. Голицына, брат которого был воспитателем Петра I, ни хозяина усадьбы Новографское Платона Зубова, фаворита всесильной императрицы. Да и владевшие в XVII столетии селом Воскресенским князь И.А. Голицын и вознесенский барин, дядька будущего царя Алексея Михайловича Б. И. Морозов вряд ли относились к числу малоимущих. То же можно сказать и о князе Иване Куракине, в начале того же столетия владевшего селом Холм, и о последующих хозяевах этого села, князьях Щербатовых…
Только ведь это – именно владельцы, чаще всего «заглазные». Конечно, ждала в Вознесенском приезда хозяина «белая горница на подклети», то есть комната, топившаяся по-белому, огромная редкость в ту пору… Но вот дождалась ли она своего владельца – неизвестно, слишком далеко было от Москвы, рядом с которой была другая его усадьба, Павловское, а вообще — в ведении царского воспитателя и свояка была вся Россия. Чаще всего такими вотчинами управляли приказчики, доверенные лица, а хозяева не бывали вовсе, довольствуясь письменными весточками да оброком.
К середине XVIII столетия имения мельчают, дробятся, да и масштаб самих владельцев убывает. Нет, конечно, и тогда встречались имения значительные – Нелидовы, получившие после опалы Морозовых то же Вознесенское, владели кроме него в округе многими усадьбами. Им принадлежали Богородское, Боярское-Барское, Сатинское. А вот уже к концу «осьмнадцатого столетия» этими имениями владели дворяне Тютчевы, Жадовские, Юрьевы, Лихаревы, Полозовы… У каждого – не более 10-20 крестьян.
Примерно те же процессы шли и в большинстве галичских усадеб. Зато после Манифеста о вольности дворянской, изданного Петром III в 1762 г., дворяне получили возможность служить столько, сколько им заблагорассудится. Если прежде служба была практически пожизненной, и они возвращались в усадьбу только умирать от полученных в сражениях ран, во второй половине века домой приезжают полные сил люди, которые могут себе позволить уделить внимание созданию и поддержанию родового гнезда. Именно в это время возводятся лучшие усадебные комплексы, украшенные классическими колоннадами, окруженные просторными парками, — такие, как Кабаново Сипягиных, Олифино Горняковских, Рылеево Шиповых…
Немногие из них сохранились до наших дней, чаще всего место усадьбы угадывается по остаткам храмов, возведенных на средства владельцев родового гнезда, да аллеям старинных парков. Еще меньше осталось от бедных деревянных усадебных домов, хозяевами которых были «бездушные» и «малодушные» дворяне. Только архивные документы, да музейные коллекции и книги старинных библиотек могут напомнить нам о том, как и чем они жили, какие мысли наполняли их головы, на каких музыкальных инструментах они играли сами, на каких – их крепостные…
Как и все остальные дворяне, галичские представители «первенствующего сословия» лето проводили в родовом гнезде, а на зиму уезжали в города, — насколько это было им по карману. Кстати, не всегда для этого нужны были большие деньги. Крестьянские лошадки часто вывозили целые семьи в гости к богатым и гостеприимным столичным родственникам. А поскольку все дворяне между собой в родстве – недостатка в благодетелях, как правило, не испытывали. А там – столичная жизнь позволяла и удачно пристроить девиц, и найти подходящее «тёплое местечко» для юношей, особенно если они оказывались энергичными и сметливыми.
Рассказывали историю о семье Бартеневых, владевшей несколькими усадьбами на территории Галичского уезда. Как-то, вернувшись из гостей, хозяйка многочисленного, но бедного семейства одну из младших девочек, заснувшую в карете, просто забыла в каретном сарае. Говорят, именно она и звалась Прасковьей, а позже стала известной певицей, получившей прозвание «московский соловей». Из этой же семьи происходил и владелец сельца Золотово Ю.Н. Бартенев, известный масон, одно время занимавший должность Директора костромской гимназии. Именно в его альбом А.С. Пушкин записал известное свое стихотворение «Мадонна» – «Не множеством картин старинных мастеров…»
И всё же выбиться в люди удалось далеко не всем. Вот как описывала М. С. Воронова жизнь своих тётушек, обитавших всю жизнь в родительской усадьбе, находившейся в трёх верстах от Галича. «Мы жили в Галиче Костромской губернии, где отец мой служил по выборам дворянства, на лето уезжая в усадьбу в трех верстах от города. У отца были две сестры: Татьяна и Вера Филипповны, которые хотя и жили в одной с нами усадьбе, но имели свой собственный домик, разделенный на две половины, так как сестры вместе не уживались.
Вера Филипповна была олицетворенный беспорядок. Бывало, когда, приехав в усадьбу, прибежишь к ней, то всегда увидишь ползающего по полу и с куском в руках ребенка. Тут же ходили куры, индейки, утки, которым посыпан был корм и налита вода и везде стояли лужи. Она радостно нас встречала и давала приказание своей крепостной прислуге Екатерине делать нам яичницу и принести сливок с творогом. Эта единственная ее прислуга усердно носила почти каждый год ребят и все мальчиков, которых тетя Вера любила и возилась с ними. Когда, бывало, какой-нибудь из них раскричится, то Катерина строго ей скажет: «Что вы, барышня, не уймете его и не возьмете на руки», — и тетя Вера повиновалась, уговаривая его разными ласкательными именами. Помимо любви её к этим ребятам, ведь то были будущие мужские души, как их тогда называли, то есть её кормильцы и поильцы»…
Иной была Татьяна Филипповна. «Вся комната, все блестело чистотой, и сама она всегда была опрятно одета и в белом чепчике /…/ У ней также была одна крепостная, или, как тогда говорили, одна женская душа, носившая ей детей, и в числе прочих одну девочку, которую она крестила, и к которой она страстно привязалась со всем пылом своего одинокого сердца.
Все, что она сама знала, ей передала и относилась к ней, как к родной дочери, и я помню, как все хвалили эту девушку, но с ней случилось несчастие, она сделалась беременной и со стыда перед своей крестной сбежала от нее, а та от горя помешалась».
Но как бы там ни складывалось, галичские усадьбы не миновала общая судьба – разорение после реформы 1861 года, превращение в места дачного отдыха. Музейная экспозиция в Галиче позволяет окунуться в мир галичских усадеб, услышать звуки клавесина, заглянуть в глаза их бывших владельцев.